Избранное в двух томах 1969 — 2014 / Москва — Ставрополь
В каждом томе — более 350 страниц.
Бумага — мелованная, 80-граммовка.
Формат 60х841/16.
Обложки мягкие, но плотные!
Тираж — 125 экз.
Редакторы — Анатолий Богатых и Георгий Яропольский
Дизайн Татьяны Литвиновой
Фрагменты предисловия
Жизнь для поэта Сергея Сутулова-Катеринича — это постоянная «аксиома выбора». Или, как выразился изящным палиндромом его духовный учитель Андрей Вознесенский, аксиома самоиска. Диапазон этого выбора огромен — видимый и невидимый миры, культурные пласты и исторические персонажи. Они появляются в воображении — и, как говорит поэт, «протягивают руки».
Кочуя за кордон, пардон, за кадр страны,
За камерный размер условного холста, —
Мечтаю посмотреть на нас со стороны
Луны — со стороны, что якобы пуста.
Сергей Сутулов-Катеринич — выпускник столичного ВГИКа. Этим можно объяснить кинематографичность его поэтического ви́дения. Отличительная черта С-К — честность перед собой, читателем и Богом. Он пишет: «Но я не врал черновикам». Наверное, поэтому он так непримирим к нечестным людям, тем, кто не брезгует воровать чужие строки и замыслы. В отличие от Александра Пушкина, который жёг сердца людей глаголом, С-К чаще «зажигает» именем существительным: большинство неологизмов С-К — отглагольные существительные. Но от этого его «глагол», в широком смысле слова, не только не страдает, но и приобретает свои неповторимые краски. Устами поэта, словно устами младенца, глаголет истина…
«Восемь разных кровей мою жизнь повенчали», — пишет Сергей Сутулов-Катеринич. Не в этом ли кроется богатство души поэта, который любит по вечерам выгуливать своего пса, смотреть на низко висящие звёзды, дышать свежим воздухом и ловить сердцем новые строки? Богатство души — это ведь тоже своего рода Божий промысел.
Своеобразие Сергея Сутулова-Катеринича как человека и поэта — в сочетании в нём «широкого» и «узкого» пути. Если говорить о поэтических вкусах и пристрастиях, Сергей необычайно широк и полифоничен. Что же касается внутренних убеждений, неквасного патриотизма, ощущения родины как святой данности, дарованной человеку свыше, — тут он твёрд и неколебим.
Сутулов-Катеринич — Иван Калита русской поэзии, её собиратель. И как художник, и как издатель, он всегда стремится к максимальному объёму бытия, к творческому разнообразию как способу жизни. Я думаю, добавление второй части имени имело для Сергея сакрально-мистическое значение и звучание, объединившее в его душе инь и ян. И ещё — это глубокая дань уважения к предкам, сохранение их памяти в своём собирательном имени, сведение воедино двух родительских ветвей генеалогического древа. «Мы — продолжение друг друга». Поэтому и родной сын для Сергея — его «постскриптум».
Александр Карпенко.
Фрагменты послесловия
Поэзия Сергея Сутулова-Катеринича могла бы стать полноправным разделом современной аксиологии, представляя ту её область, которая осмысливает переход иерархии ценностей в иную систему координат, приобретая весьма замысловатую конфигурацию, основой которой, по Борису Парамонову, выступает «ирония искушённого человека»: он, не отрицая «высокого», понимает и принимает «смысл и необходимость (дополнительность, комплиментарность) “низкого” — собственную необходимость» (Конец стиля. М.,1991). По Парамонову, стихи Сутулова-Катеринича это поэзия «и — и», поэзия через запятую, очень часто — намеренно с маленькой буквы, поскольку для неё — всё во всём, и единичное есть безусловное проявление Единого. Для Сутулова-Катеринича нет самодостаточности безусловного и условного, земного и небесного, яркого и тусклого, патриотического и космополитического, сектантского и экуменистского, сакрального и профанного, инфернального и эфирного. Это — поэзия дополнительности, особой сочетательности, арт-произвольности, тотальной эклектики, в которой «зарождается свобода» (Парамонов)…
Части речи привожу в чебуречные,
Часть наречий развожу под сосёнками.
Задаваясь вопросом, «из каких стихий прилетает дракон трёхглавый, извергая… стихи», Сутулов-Катеринич, думается, несколько лукавит, поскольку на него его поэзия даёт достаточно красноречивый ответ: эта стихия — Россия конца ХХ — начала XXI века, не способная совладать с одной из своих главных стихий — Поэзией, Протеем Протеев…
По сути, поэзию всегда питали метаморфозы бытия, отечественную — особенно: в силу совпадения онтологического закона языка, в котором Стихи и Стихии слиты воедино.
Метаморфоза бытия: граница-гранки-гранд-Гранада…
Конечно же, стиль — не есть проблема техники, но проблема видения, которое должно быть настолько острым и проницательным, чтобы не заблудиться в «лабиринтах зазеркальных отражений»; настолько безупречным, чтобы «Боже правый, Боже левый» выражали одну из главных, на мой взгляд, мыслей Сутулова-Катеринича — «образы — за образами»…
Поэзия — «неразлучница вечности, собеседница истины» — у Сутулова-Катеринича, с его «хороводом эпох», стремится преимущественно не к решению эстетической, но онтологической задачи, что, в частности, увидела Тамара Гуртуева в творчестве Тимура Кибирова (Маленький человек с БОЛЬшой буквы. Поэзия Северного Кавказа в контексте постмодернизма. Нальчик, 1994). К слову сказать, акцентированные заглавные буквы в названии книги, равно как и сам его полемический парафраз, вполне в духе Сутулова-Катеринича: сохрани-родина, схорони-родина.
Для Сутулова-Катеринича сегодня — Период полурас, в котором в полной мере «настрадается Нострадамус»…
«Вовремя нужно сметь главные песни спеть» — этический закон Поэзии. Именно так его выражает автор книг «Русский рефрен», «Ореховка. До востребования», «Ангел-подранок». Русская поэзия следовала и продолжает следовать этому закону неукоснительно.
Наталья Смирнова
