Oct 032011
 

Славянские традиции -2011 (Субъективные заметки из фестивального дневника)

Славянские традиции -2011. Нужно бы писать о фестивале. Прекрасный фестиваль – нас согревало не только ласковое крымское солнце. но и тёплая атмосфера, которую изо всех сил создавала добрая хозяйка и замечательный организатор Ирина Силецкая. я норовлю говорить о феномене Встречи. Со мной была небольшая книжечка американского экзистенциального психолога Ролло Мэя «Мужество творить». Изредка я открывал её наугад – и читал, что попадалось. Оказалось, что жизнь – это своего рода волны, и что нужно встретить волну, не пропустить. Попустил – безнадежно опоздал: встреча с этим моментом жизни, с этим её обращённым к тебе лицом – не состоялась. Я то и дело чувствовал, что что-то пропускаю. И нужно было внутренне сосредоточиться, выйти из общей толчеи, чтобы почувствовать толчок в сердце, что-то увидеть. Хоть дерево. Хоть человека.

…Тот, кто ждёт от меня объективного описания события фестиваля – пусть лучше не читает этих строк. Внешняя жизнь идёт своим чередом, – но она лишь повод для жизни внутренней. Когда волна впечатлений отхлынет – на песке останутся камешки мыслей. Кажется, в Феодосии, во дворике местного художественного музея, глядя на гнущиеся под ветром ветки деревьев, я не мог не думать о том, что эти деревья могли видеть и сёстры Цветаевы, и Мандельштам, и Грин, и Волошин, и Паустовский… Они глядели на эти деревья. А теперь деревья глядят на меня их глазами. «Связь времён» – должна возникать в душе человеческой. А иначе не помогут даже тысячи исторических реалий, тщательно оберегаемых музейными работниками.

Горы, небо, старые камни – с одной стороны. И стихи, стихи. Слишком много стихов! Слишком много пишущих! Даже талантливо пишущих много! А что останется? Фестивали – возможность хоть недолго постоять на пьедестале почёта. Под аплодисменты. А стихи пишутся в молчании. Стихи требуют тишины и внутренней сосредоточенности. И в то же время – потолкаться нужно, потусоваться. чтобы тебя заметили, аплодисментов хочется. Противоречие интимного и публичного! Внутреннего и внешнего. «Организованного», делаемого – и живого, спонтанного, непредсказуемого, как любовь. В русской поэзии есть два взаимоисключающих императива. С одной стороны – пушкинское «Желанье славы». А с другой – «Быть знаменитым некрасиво» Бориса Пастернака. Там есть такие строки: «И окунаться в неизвестность, и прятать в ней свои шаги». Но ведь это поэт окунается в неизвестность – это он не желает жить «на публике», жить «публично», как эстрадные дивы и политики. А что если окунается в неизвестность его творчество? Если стихи не прочтут – потому что о таком поэте и не слышали, и книг его не нашли?

Не мог не думать о том, что болит: одно дело писать стихи, другое дело – поэтически воспринимать мир. Поэт – тот, кто способен испытывать высокие состояния духа. И говорить о них, поневоле приспосабливаясь к языку господствующей культуры, но всё же не позволяя содержание этих состояний духа расплескать. А если язык культуры не позволяет выразить эти состояния? Высокое не проходит – наши двери слишком низкие! Представим себе, что в квартиру хотят внести рояль – а он не проходит. Да и зачем в квартире рояль – достаточно пианино.

Высокое не проходит через всякие демократические процедуры, например, через подсчёт очков и голосов, поданных членами жюри фестиваля. Если предположить, что лучше демократии мы ничего не придумали, то за это приходится платить «усреднённостью», пожертвовав всем действительно высоким, исключительным. Гения в демократическом обществе быть не может. Место гения занимает калиф на час. И чтобы подняться на пьедестал – нужно удивить, задеть, остро уколоть, эпатировать, стать в авангардную стойку, совершить немыслимый кульбит – показав при этом отменную технику. И ведь в самом деле – талантливы! Но… С моей точки зрения – именно поэт видит истинное лицо мира. Такое восприятие бытия и есть экзистенциально-духовное восприятие – в отличие от объективно-практического восприятия мира как суммы вещей. Простите за слишком философскую формулировку. И в таком случае многие пишущие – всего лишь умные сочинители, так и не вышедшие за пределы обыденного восприятия мира. В 19 веке было чёткое различение литературы и беллетристики. Чехов (которого многие недалёкие современники числили в ряду беллетристов) – в «Чайке» описал беллетриста Тригорина. Умного, даровитого, работоспособного! Но жаль его – ибо сам он знает себе цену. Сегодня граница между литературой и беллетристикой – стёрлась (как стёрлись и многие другие границы). Литература отказалась от «учительских функций». Поэт больше не пророк, а всего лишь профессионал. Но в таком случае на первый план выходит техника! И она теснит душу на второй план. Как музыкальный критик, замечаю тенденцию: исполнитель, чтобы выйти на сцену, должен стать лауреатом престижного конкурса, а в конкурсной борьбе побеждают, как правило, не те, кто глубже и тоньше понимают исполняемую музыку, а те, кто ярче продемонстрирует виртуозную технику. Вот и слушаешь потом виртуозов без души! И разве так в одной лишь музыке? Нет у меня доверия к конкурсам и фестивалям! Хотя «Славянские традиции» ещё из самых лучших.

* * *

Но всё же фестиваль позволяет поэту и на других посмотреть, и себя показать. В нынешнем году, благодаря любезности Ирины Силецкой, – у меня даже был творческий вечер, возможность прочитать стихи и быть услышанным. Ещё важнее неформальные встречи, общение. В прошлом году на фестивале я встретил поэта Владимира Кострова. Очень тёплый, открытый. искренний человек. В нынешнем – его увы, не было, как и физика и поэта из Америки Владимира Захарова, человека, крупного не только по габаритам – крупная личность, человек в высшей степени независимый в суждениях. Что нынче редко встречается. В нынешнем году я поближе присмотрелся к Владимиру Шемшученко. В самом деле, истинный поэт! И какой бы у нас разговор мог получиться! Но около него всегда толпились люди. Всё же книжечку его мне удалось у него выпросить. И по стихам – очень многое про него понял. Встреча произошла. Но … заочная! Обидно. А ещё – поэт Валентин Нервин из Воронежа. Прекрасная, мягкая и чуточку насмешливая душа. В первый же день произвёл на меня впечатление редактор литературной газеты Юрий Поляков. Даже в круглом столе с его участием – высказался. Слушал его, – во многом с ним внутренне соглашаясь. Но ведь не говорил с глазу на глаз. А на следующий день он, увы, уехал.

Всякая встреча – это творческий акт. И всякий творческий акт есть встреча. Фестиваль как «большая тусовка», подобен нашей жизни : все вроде встречаются друг с другом, обмениваются визитками и номерами телефонов. Но порой это встреча без Встречи. Разве такое может быть – когда ты один на один с пейзажем? С горами, деревями, небом? Впрочем, и встреча с Крымом – у меня по-настоящему произошла лишь в этот мой второй приезд.

* * *

В Крыму среди «вечных камней» – поневоле думалось о конфликте вечного и временного.

Похоже, что апеллирующий к вечному – рискует проиграть!

Чем отличаются Запад и Восток? Как сказала случайно встретившаяся в поезде, уже идущем на Одессу, собеседница – когда то она училась на философском факультете и приходила на заседания моего клуба, а теперь большей частью живёт в Индии и учится у мастеров йоги: Запад стремится к новизне, к новаторству в искусстве, к последней модели компьютера или автомобиля, и, соответственно, здесь царит куль вечной молодости. А Восток знает, что всё уже известно, всё уже сказано, здесь культ традиции, и культ старости. Запад и Восток как раз и символизируют полюса временного и вечного.

Особенно неприятно поразил меня Коктебель. Дом Поэта – как раз напротив пляжа, «оприходованного» всякими коммерческими структурами, с торгующими палатками, кафе, платными лежаками на берегу. Ну точь-в-точь наша Аркадия – я туда больше не хожу, её для истинного одессита больше нет. Это уже «как везде», как всюду, это часть даже не Европы, а мировой деревни. Перед Домом Поэта площадь, на которой стоит какой-то жуткий уродец, опирающийся на кривую палку. С трудом догадаешься, что это, должно быть, Макс Волошин, но если станешь читать надписи – то увидишь список людей, которых благодарят за создание этой площади, в числе их – знакомое имя бывшего члена правительства. Ну, в самом деле – кто же иначе будет его помнить? А в Доме Поэта – на втором этаже, в рабочем кабинете, напротив огромной скульптуры древнеегипетской царевны Таиах, – полки с книгами, и далеко не в роскошных перелётах. С книгами на разных языках. Огромная библиотека. Бумага, увы, не чересчур долговечна, и всё же в шелесте страниц – есть то, чего не найти в гомоне курортной толпы. Причастность к непреходящему.

Исчезает уникальность места. «Хоть бы на вывески не смотреть» – написал я в одном из крымских стихотворений. Вывески как раз и олицетворяют бренную временность. На этом месте может оказаться через год или даже раньше другая вывеска.

А уютнее всего было в домике Грина – не в том большом, что в Феодосии, а в крохотном – в Старом Крыму, где хозяйкой замечательная Ольга Вадимовна Байбурская. Здесь последний его приют. Здесь писал он свой так и не законченный роман «Недотрога» – о прекрасных людях, которые живут в далеко не прекрасном мире. Всем своим необыденным, далёким от житейских стандартов поведением они несказанно раздражают местных обывателей. По логике сюжета, который пересказала Нина Николаевна Грин, они должны были бы погибнуть – но им удалось бежать. А название роман получил по названию цветка. От взгляда недоброго человека цветок вянет! Не таковы ли и подлинные поэты? – не очень ловко чувствуют они себя под направленными на них взглядами, не умеют подать себя на всемирной ярмарке тщеславия.

В свой второй приезд в Старый Крым – мы с Асей тоже «сбежали» – не пошли с экскурсией, а разыскали старинные развалины. Фасад мечети сохранился, а дальше – камни, камни. Но камни были тёплыми. Мы сидели на камнях, разговаривать не хотелось. Какая-то особенная была здесь тишина. А потом каждый их нас написал по стихотворению. Это и было первым стихотворением моего будущего крымского цикла. И больше не хочется говорить о Крыме прозой – вот стихи.

Тёплая вечность крымского лета

* * *

Эти камни в морщинах, чьи мысли так давни!
Каждый время копил, как бессмертный Кощей.
И твердят, как молитву безмолвную, камни:
«Не попасть бы во власть преходящих вещей!»
В уцелевшей стене, напрягая жилы,
камни – живы, и трудятся честно. Не врут.
Мы пришли сюда, словно мы их пережили,
а они ведь и нас всех переживут.
Вот песчаник. Гранит. И остаток надгробья.
Разве нет у руин неотъемлемых прав?
Каждый камень упрямо глядит исподлобья.
Прямо в небо глядит он – на землю упав.
Ибо помнит ещё, из какого он храма.
Был он взят от земли, обращён к небесам.
А какая на сцене истории драма –
знать ему не дано. Это ведомо нам.
В этом мире железном, бетонном, нелепом, –
затерялась, утратила место душа.
…Мы на камне сидим. Но под небом. Под небом!
В храме дня. Тишину на ладонях держа.

27.08.11. Старый Крым.

* * *

Горы – всё те же. Небо – всё то же.
Только проделай во времени бреши –
Ася, Марина, Грин и Волошин
снова идут нам навстречу. Всё те же!
Воздуха много и вдохновенья.
Лица счастливые. Взгляды хмельные.
Средь испытаний и запустенья –
всё ж не такие как мы, а иные.
Есть ли смелее и безрассудней?
Вот и проходят сквозь годы, сквозь беды,
преображая творчеством будни,
– в тёплую вечность, в крымское лето.

27.08.11. Старый Крым.

* * *

Крым – это встреча с волною морскою,
с этой землёю холмистой, гористой,
с яркостью дня и Вселенной ночною.
Как небосвод здесь сияет, неистов!
Вот и бродить бы по этим местам,
ставя не точку, а запятую.
Грецию здесь увидал Мандельштам.
Можно и Землю увидеть Святую.
На генуэзскую крепость глазей,
или шаги направляй в неизвестность.
Ася, Марина! Зачем вам музей?
Духами места – вписались в окрестность!
Город меняет, как женщина, грим,
хоть не скажу, что становится краше.
Только без вас он – непредставим!
Ваши шаги здесь. Молодость ваша.
Так и трава – неразрывна с землёю.
К страстно живущему – вечность пристрастна.
И возникает единство живое
времени, вправленного в пространство.

28.08.11. Феодосия.

* * *

Слушаю ветер, шумящий в деревьях,
вдохи и выдохи крымского лета.
Здесь в каждом камне – послания древних,
Это – над временем бренным победа.
Время ль куют молоточком цикады?
Что за серебряное великолепье!
Я бы забыл календарные даты,
я бы ушёл в эти горы и степи.
Быть бы достойным этих просторов.
Только б на вывески ноль вниманья.
Только б, чураясь пустых разговоров,
в небе ночном углядеть мирозданье.

29.08.11. Крым

* * *

Среди руин мировоззрений
мы заблудились. Истин – нет.
И что здесь может даже гений,
что угадает здесь поэт?
Возможно ли все эти камни
собрать? Кто станет собирать?
Что нужно строить – дом ли? Храм ли?
Зачем нам жить и умирать?
Почти развалинами Трои
предстали мысли всех эпох.
Все разрушали – кто построит?
И слышен лишь тоскливый вздох.
Но нужно быть не маловером,
ногой пинающим гранит,
а – воспевать, и быть Гомером!
Тем, кто хранит, а не бранит.
Ничто не учит нас? Всё минет?
Всё ведомо наперечёт?
…Обломок от плиты поднимет,
и надпись стёртую прочтёт.
Строитель, ждёт тебя работа!
Но помни: во главе угла
не арифметика расчёта,
а азбука добра и зла.

30.08.11. Щёлкино.

* * *

Пишущих в рифму – много.
Поэтов – гораздо меньше.
А среди этих поэтов
редкой звездой – Поэт.
Как отыскать поэта?
Он – как в стогу иголка.
Но вот уколет. Странно
станет. На миг замрёшь.
Мир – как дитя в пеленках.
Мимо глядим, не видя.
Слушаем – да не слышим.
Дайте ему кричать! Дайте ему поплакать,
радостно засмеяться.
Мир – всего лишь младенец.
Поэт – всего лишь толмач.
Он – переводчик плача,
крика и смеха – в слово.
Он понимает Вселенную
так, как младенца – мать.

31.08.2011. Щёлкино.

* * *

Стихи – не слова, что в случайном порядке,
а маленькая модель мирозданья
Какие пронзительные догадки
о должном, неистовые прорицанья!
Поди, угадай тот узор прихотливый,
в котором сложилось, сплелось или спелось.
Гармонии зов. Миг согласья счастливый.
Всё так, как должно быть. И так, как хотелось.
Когда совпадает желанное с должным,
и правда бесспорна, и знаем, что правы,
что мы – на пути – вековечном, не ложном.
А ложно одно лишь: желание славы.

31.08.2011. Крым.

* * *

Вот какой лес! Выйди ты здесь,
и обнимись с молодыми стволами.
Вдруг и окажется: зелен ты весь,
и шелестишь, как листвою, словами.
Что говоришь? Понимаешь ли сам
этой листвы неразборчивый лепет,
речь, обращённую к небесам,
эту мольбу и божественный трепет?
Просят о чём? О дожде. О тепле.
Крымское пусть не торопится лето.
Жить на родной, хоть и скудной, земле,
вместе со всеми. Счастье ведь это!
О, как кудрявятся лесом холмы,
каменных жил напряженье скрывая.
Знают деревья ль, что видим их мы,
мимо в автобусе проезжая?

31.08.11. Тополёвка. По дороге на Симферополь.

Илья Рейдерман, Одесса.

avatar

Илья Рейдерман

Поэт, мыслитель, культуролог. Родился в 1937 году. Автор множества публикаций в одесской, украинской, зарубежной печати, автор нескольких книг поэзии, в. т.ч. «Миг» (1975 Кишинёв), «Пространство» (1997, Одесса), «Бытие» (2002), «Земная тяжесть» (2007), «Одесские этюды» (2010). Член Одесской областной организации Конгресса литераторов Украины (Южнорусский союз писателей).

More Posts

  One Response to “Тёплая вечность крымского лета”

  1. Спасибо за интересные заметки, Илья! С некоторыми наблюдениями многие, наверное, согласятся: “в конкурсной борьбе побеждают, как правило, не те, кто глубже и тоньше понимают исполняемую музыку, а те, кто ярче продемонстрирует виртуозную технику. Вот и слушаешь потом виртуозов без души! И разве так в одной лишь музыке?” Или это: “все вроде встречаются друг с другом, обмениваются визитками и номерами телефонов. Но порой это встреча без Встречи. Разве такое может быть – когда ты один на один с пейзажем?” На оба вопроса ответ – да, это так. В этом году мне не удалось побывать на фестивале, но с удовольствием вспоминаю прошлогодний…

 Leave a Reply

(Необходимо указать)

(Необходимо указать)